Куда ушла Ирина Склепович?

У нее удивительный голос: низкий, бархатный, загадочный... Гармонические обертоны этого голоса, звучавшего в эфире, успокаивали, ласкали слух, волновали или тревожили - в зависимости от того, какую информацию сообщала диктор, какие чувства хотела вызвать у слушателя.

(”Экспресс-неделя” Nr. 29 # 16 июля 2009 года)

Полжизни проработала в эфире диктор радио, телеведущая, известный журналист Ирина Склепович. А однажды Ирина исчезла с экрана. После ее ухода ушла душа из русской передачи "Неделя" - ее детища, которое взращивалось на яркой харизме Ирины. А русская община лишилась мощной информационной поддержки на телевидении.

Из журналистики не уходят

Исчезновение из эфира полемичной, смелой аналитической передачи с высоким рейтингом было потерей не только для русскоязычных зрителей: у общественно-политической программы с четкой позицией автора были свои поклонники (и противники тоже) и среди литовцев... И.Склепович ушла с телевидения, но не ушла из профессии: она по-прежнему занимается человековедением.
- Почему вы занялись именно радиожурналистикой?
- В моей жизни очень большую роль играло радио. Я приходила из школы и слушала радио. Все новости подряд, передачи, спектакли, музыку. Радио вошло в мою жизнь, как мифологическое подсознание. Поэтому когда во время учебы в университете вдруг узнала, что объявлен конкурс дикторов радио, я тут же решила попробовать свои силы. Близкие говорили, что у меня красивый голос, и я попросила знакомого актера Русского драмтеатра Юрия Щуцкого послушать, есть ли у меня хоть какой-то шанс. Он послушал и сказал: "Никакого".
И все-таки конкурс я прошла успешно. Ю.Щуцкий изменил мнение о моем голосе, когда услышал его в записи: техника подчеркнула все нюансы тембра.
- Сегодня в обществе главенствуют другие ценности, изменились установки газет и телевидения. Вы начинали работать в высокопрофессиональном коллективе известных журналистов. Как они приняли вас, выпускницу филфака?
- Мне кажется, сегодня очень многие заражены вирусом мщения за то, что было в прошлом. А ненавистью жить нельзя. В связи с этим хочу рассказать о том, как, пройдя конкурс дикторов радио, я попала в совершенно удивительный коллектив. Это были люди с уникальными голосами: режиссеры, актеры - может быть, с несложившейся актерской судьбой, зато с очень крепкой связью с театром. После работы они выступали со своими собственными программами, читали, озвучивали документальные фильмы. Я заметила, что когда попадаешь в определенную среду, она заставляет тебя меняться, иначе ты не сможешь там существовать. Я сразу почувствовала, что мне нужен хороший литовский язык: т.е. не только просто говорить по-литовски. Диктор тогдашнего телевидения Люда Юшкайте предложила мне вместе с ней поехать в Ниду в отпуск: там мы целый месяц учили стихи Саломеи Нерис. И когда вернулась, я сделала программу для дикторского коллектива: читала стихи. Это много дало мне для постановки интонации, а коллектив принял меня как своего человека. Для них было важно, что я, не литовка, изучила литовскую поэзию. В то время была очень важна идея национального достоинства. Думаю, что сегодня это поймут русские, которые живут здесь, в Литве, и которые очень болезненно переживают каждый выпад. Думаю, сегодня благородство нужно проявлять титульной нации.

Забытые имена

- Сегодня община собирает имена русскоязычной интеллигенции, оставившей след в русской культуре Литвы. В журналистской среде было немало таких имен?
- Мы незаслуженно забыли необыкновенно талантливого человека диктора радио Альберта Сельчинского. Настоящего мэтра, блестяще владевшего голосом, интонациями, бесконечно задушевного чтеца. Даже когда он читал сообщение о росте надоев в соседнем колхозе, можно было заслушаться. Судьба подарила ему божественный баритон - мягкий, красивый. Он получал много писем, девушки назначали ему свидания. А в жизни это был очень больной человек. Он тяжело хромал, с трудом поднимался на 3-й этаж - в студию. И трудно было представить, что такой мощный голос умещался в таком хрупком теле.
Он был очень начитан, образован и входил в компанию вильнюсских интеллектуалов, которые собирались в ресторане "Неринга". Там во время обеда почти каждый день собирались известные журналисты, писатели, поэты и другие знаменитые вильнюсцы, например, дирижер Хаимас Поташинскас, кинорежиссеры Альгирдас Раминас, Арунас Жебрюнас, поэты Алексас Хургинас и Юрий Кобрин. Делились новостями, мнениями, комментировали события и расходились, имея ту самую важную информацию, которая близка именно им. Это создавало вокруг этих людей некую магию: они знали все, могли предугадывать события.
- Вам пришлось озвучивать немало фильмов. Это тоже особая профессия, полная неожиданностей.
- Фильмы, которые снимались в Литве, нужно было обязательно сдавать в Москву на просмотр в Гостелерадио. Так как фильм финансировало государство, его должна была принять комиссия. Поэтому готовый фильм во время показа в Москве озвучивался одним голосом за кадром. На озвучивание обычно приглашали какого-нибудь актера или диктора. Когда мы ехали в Москву, режиссер все время боялся, что где-то проскочит какая-нибудь двусмысленность. И когда я читала фильм, режиссер в сомнительные моменты заговаривал с комиссией или просил меня: "Ну, ты тут так не акцентируй, скороговоркой проговори, чтобы не поняли". Но это не всегда удавалось. Например, фильм Балиса Браткаускаса "Тадас Блинда" про мифологического народного героя, литовского разбойника, который грабил богатых, чтобы помочь бедным, не приняло московское руководство. Тогда представитель Гостелерадио Литвы Йонас Януйтис сказал: "Бог с вами". Фильм профинансировала Литва, и он стал любимым фильмом литовцев.

Большая провокация на радио

- Что приносило наибольшее удовлетворение - озвучивание фильмов или работа на радио?
- Конечно, радиожурналистика приносила самые большие эмоции и давала возможность самореализоваться. Запомнились курьезные случаи, тогда воспринимавшиеся как драматические. Бывали такие забавные истории, когда приходилось читать с листа текст, который видишь впервые. А читать нужно с выражением. Мне надо было прочитать очерк о первомае, о людях, об истории, о коммунизме. Читаю текст, а он оказался с ошибкой: "Это говорит о том, что дело Ленина победимо". Читаю, и холод проходит по спине. Тогда я говорю скороговоркой: "Так говорят наши враги, но это дело непобедимо" и дальше по тексту. Делала и ошибки. Например, когда читала с листа тексты своего коллеги, замечательного писателя Анатолия Веллера: он любил романтические истории придумывать своим героям, передавать какие-то их мечты. Я читаю очерк об одном стрелочнике. О том, как он много лет работал, и вот стоит он на путях и смотрит вдаль, за горизонт, и чувствует… как у него растут крылья. Я представила это, и мне стало так смешно! И уже слово "крылья" не могу произнести: говорю "как…", "как.." и еще раз "как…" И выключаю микрофон, потом включаю и быстро говорю: "И чувствую, как у меня растут крылья".
Такие накладки случались не раз. Тогда в русской редакции Василий Богомольников собрал мощный журналистский коллектив. Это была действительно кузница журналистских кадров. И каждый имел возможность проявить себя. Радио требует особого языка, простого, почти разговорного стиля. Одно предложение не должно быть больше 10 слов. Мастодонты журналистики Анатолий Веллер и Эдуард Кособуцкий садились к машинистке и диктовали прямо "из головы" тексты репортажа, потом отдавали диктору или читали сами, монтировали, накладывали шумы, создающие эффект присутствия: шум волн, звук работающего механизма или мычание коров. Сейчас человек очень непосредственно говорит в микрофон, диктор провоцирует радиослушателей на разговор. Тогда этого не было, зато у нас присутствовала жизнь, и были свои способы это передать. Когда я делала самую первую мою передачу в прямом эфире - о свободе, о человеческих отношениях, о нравственности, я подумала, что было бы очень кстати мнение священника. Но тогда о церкви в таких передачах не принято было говорить. Я пошла в Свято-Духов монастырь к отцу Антонию и попросила его позвонить в студию во время передачи. И он согласился принять участие в моей провокации. Действительно, вдруг во время передачи, вижу, как у оператора, который принимает звонки, глаза лезут на лоб. Выбегает коллега и говорит, что звонит настоятель Свято-Духова монастыря. А я говорю: "Включайте, он такой же радиослушатель".
Я думаю, что русская редакция радио сделала очень многое для того, чтобы все революционные преобразования прошли в стране очень мягко, чтобы русское население Литвы не восприняло их с болью, обидой. Мы делали все, чтобы никогда не попали в эфир никакие оскорбления. Приглашали толерантных и чутких людей. Все думали, что это наше общее дело. Однако другая часть общества не оценила эту готовность русских тогда защищать борьбу за свободу Литвы. Разве тогда можно было предположить, что кто-то захочет русскую часть страны отодвинуть от завоеваний: "А вы тут вообще не стояли, ничего не делали, мы вам дали какие-то права, и будьте добры пользуйтесь!" Надеюсь, что когда-нибудь историки увидят большую роль русских в завоевании Литвой независимости.

И о политике, и бедах

- А как случилось, что вы изменили радио, ушли работать на телевидение?
- В 1996 году владелец телекомпании тележурналист Витаутас Кветкаускас как-то увидел меня в театре и пригласил делать информационную передачу на телевидении. Я обрадовалась: мне захотелось сделать передачу для таких людей, как моя мама, мои друзья, одноклассники, однокурсники, и для простых людей, живущих в Литве. Мне было важно их мнение. Я слушала и спрашивала, какие темы их интересуют. И я хотела показать, что происходит в Литве, и как то, что происходит в Литве, воспринимают и чувствуют русские люди. Я хотела, чтобы в передаче чувствовалась амбиция русского человека, который живет в Литве.
- Я помню, как передача то крышу кому-то помогла отремонтировать, то квартиру вернуть…
- Действительно: одна женщина осталась без крыши над головой, потому что у нее обманным путем отобрали квартиру. Молодая судья наказала эту женщину за то, что она не приходила в суд по вызову. А женщина эта не приходила, потому что она дежурила у постели сына, больного раком. Она пришла только когда его похоронила, и только тогда поняла, что не только осталась одна, но и потеряла крышу над головой. Я с этой историей познакомила судью, и она пересмотрела дело. Права женщины были восстановлены. Но не всегда у меня было время ходить и разбираться. У меня не было коллектива - только я да оператор Йонас Томашявичюс.
- Почему вы ушли из программы?
- Со временем мой интерес к передаче угас: пропал кураж. Появились новые интересы. Если раньше погоду делали журналисты, искали новости, события, сенсации, то теперь сенсации начали создавать пиарщики... Я не стала заниматься таким пиаром, но мне захотелось заняться созданием образов. Поэтому я пришла работать в государственную компанию. Сегодня телекомпанией, которая выпускала "Неделю", владеет "Летувос ритас". Он вряд ли будет финансировать русскую передачу. Помню, как Римвидас Валатка, прекрасный журналист, замредактора "Ритаса", сказал мне, что уже 15 лет существует Литовское государство, и русские должны знать литовский язык. "И поэтому я не буду больше говорить по-русски,- сказал он. - Хочешь, я скажу по-литовски, а ты переведешь?"
- У вас был и опыт политической деятельности…
- Когда попала в Вильнюсское самоуправление, я поняла, что нельзя быть в политике и пытаться думать, как сделать лучше для горожан. Если ты не работаешь на команду, а мыслишь такими категориями, тебя уничтожат. Так случилось со мной.

Елена ЮРКЯВИЧЕНЕ,
"Экспресс-неделя"