"Америке Россию не остановить. Она вернулась навсегда"

"Online Journal", США Русские вернулись!
"Россией всегда так - любуешься и плачешь, - пишет самый читаемый современный российский автор Виктор Пелевин, - а присмотришься к тому, чем любуешься, так и вырвать может". Таков Пелевин, таково все молодое поколение. Сострадание пополам с гневом. Гневом молодого русского на посткоммунистическое общество: оно пропустило нужный поворот, и страна увязла в зловонном болоте. Но здесь же и сострадание к старушке-России: он защищает ее от поверхностной критики, и при всей своей резкости, всецело остается с ней - с ее нищетой и величием.

Географическое положение России, находящейся на стратегическом перекрестке Евразии, усиливает ее могущество и влияние; сегодня оно вновь распространяется на немалую часть планеты. Ее военно-промышленный комплекс не уступает американскому, а по запасам природного газа она не имеет равных в мире. Америка не может позволить себе недооценивать Россию, судя о ней по меркам экономического краха Советского Союза, приключившегося два десятка лет назад. Сегодня Россия вернулась - и навсегда.

В первые годы после Второй мировой войны американское политическое руководство соглашалось с побежденной Германией, считавшей, что США воевали не с тем противником. Немецкие генералы до последнего надеялись, что союзники позволят Германии капитулировать на Западном фронте, после чего она вместе с ними продолжит 'настоящую' войну - на Востоке. Американские генералы тоже жаждали "правильной" войны - войны с Советской Россией. Даже "ржавое оружие мечтает о войнах", - писал молодой немец Вольфганг Борхерт, только что вернувшийся с Восточного фронта. Пришло время немцам и американцам плечом к плечу сражаться против подлинного врага: русских.
Общим противником для американцев и немцев были коммунизм и СССР. Некоторые американские политические лидеры теперь и Вторую мировую войну стали считать войной против коммунизма, а не нацистской Германии, нацистов же начали расценивать как "своих". Согласно одной исторической концепции, война против коммунизма началась с германского нападения на Россию в 1941 г., а закончилась крушением СССР в 1991 г. В первом ее этапе участвовали немцы и японцы, а после 1945 г. дело взяли в свои руки США.

После войны Америка настолько зависела от нацистских разведчиков - из СС, Гестапо и Абвера - во всем, что касалось информации о России, что она даже создала "мини-ЦРУ" под руководством главы гитлеровской разведки в Восточной Европе генерала Рейнхарда Гелена. Гелен сохранил немецкую шпионскую сеть на Востоке и сберег до лучших времен документацию нацистской разведки по России. Теперь он продавал эту информацию американцам, а его организация составляла пропагандистские материалы, использовавшиеся для оправдания растущего бюджета американских спецслужб и разжигания вражды между США и СССР за счет систематического преувеличения советской коммунистической угрозы.

С чем же связано это "повышенное внимание" к России? Что это - какая-то исходящая от нее угроза провоцирует интервенции? Не только Наполеон с Гитлером, но и американский генерал Паттон - тот самый, что щеголял с двумя револьверами на поясе - мечтал о триумфальном марше до самой Москвы. Nach Moskau! - подстрекал Гелен. To Moscow! - вторил ему Паттон. Генерал так и не дождался приказа о выступлении, но несколько десятков лет США в своей политике на Востоке следовали нацистским рецептам. Нацистские военные преступники и коллаборационисты из Восточной Европы, сотрудничавшие с гитлеровцами, стали союзниками и коллегами Америки. Кое-кого из них забрасывали на советскую территорию. Другие нашли работу в американских структурах по сбору разведданных. Бывших нацистов также переправляли в США для нагнетания антикоммунистических настроений. Во многих фильмах и книгах рассказывается о том, как после войны организация Гелена при помощи США, Ватикана и Красного Креста проводила "операцию Одесса" - прокладывала "крысиные тропы": маршруты для бегства бывших эсэсовцев и гестаповцев, спасая их от суда за военные преступления, снабжая новыми документами, и на подводных лодках переправляя в тайные убежища на территории Аргентины, Парагвая и Чили, чтобы они готовились к новому раунду борьбы против коммунизма и России.

Возникает ощущение, что враждебность Америки к России порождает нечто, заложенное в глубине пуританского американского характера, на генно-хромосомном уровне. Остается лишь гадать - что же за народ эти русские, которых Америка считает необходимым окружать, нейтрализовывать и сдерживать, диктовать им свои условия, читать проповеди и смотреть свысока. Действительно ли речь идет лишь о соперничестве за мировую гегемонию? Но может быть, здесь замешана еще и зависть. Зависть к по-прежнему огромной территории России. К ее великой культуре. Возможно, у России есть нечто такое, чего нет у Америки. Циник сказал бы, что сегодня это связано с гигантскими газовыми месторождениями Сибири. Как бы то ни было, источник предположения о том, что от России исходит угроза, остается загадкой.

Теперь мы знаем, что "холодная война" исподволь деформировала бесчисленные неокрепшие умы. Жертвами промывания мозгов и обмана стали не только два-три поколения американцев; такой же обработке подвергался весь мир. Тем не менее, несмотря на промывание мозгов и "холодную войну", несмотря на то, что вдалбливалось нашему поколению насчет Сталина и несостоятельности коммунизма, всегда находились люди, все равно любившие Россию. И некоторые из них пришли к пониманию: Россия всегда останется Россией.

В своей прекрасной книге "Словарь влюбленных в Россию" (Dictionnaire Amoureux de la Russie, editions Plon, Paris, 2007) Доминик Фернандес отмечает: танец, la danse, в этой стране - не просто времяпровождение. Говоря о необычайной способности, присущей величайшим в истории мастерам балета - Нижинскому и Нуриеву - взлетать над сценой и на несколько секунд застывать в воздухе, Фернандес делает такой вывод: "Это - потребность (русской) души, стремящейся вырваться из-под гнета материи, битва духа против тела". Влюбленный в Россию французский писатель выбрал танец в качестве символа неукротимого русского духа, преодолевающего обычные ограничения, свойственные человеческой природе - черты национального характера, раз за разом проявлявшейся в истории страны. Итальянец Анджело Мария Рипеллино, славист и поэт, надеялся через танец передать историю русской литературы: вальсирующие ножки у Пушкина, непредсказуемые скачки лермонтовских персонажей, серпантинный танец у Блока, скоморошество у Белого.

Говоря о русской системе ценностей, Фернандес объясняет: "Для него пища, деньги, отдых - это потребности, а не ценности. Книги, театр, музыка, прогулки в лесу, походы за грибами, семейная солидарность, гостеприимство - вот что русский считает ценностями". И советский период не подорвал эти основополагающие ценности; напротив, он их укрепил. Одним из важных достижений советского строя, отмечает Фернандес, были низкие цены на все, что связано с культурой. Культура в России - не удел богатых. И сегодня многие посетители театра и оперы, концертов и музеев - это люди с низкими доходами.

Парадоксально, но факт: по своему менталитету этот северный народ ближе к южанам. Особенно русские любят Италию. Возможно, это связано с тем, что русским тоже свойственна неорганизованность, проволочки, неэффективность - но эти качества более чем компенсируются их богатым воображением, поэтичностью, благородством и верой в жизнь. В своей книге "Перемирие" (La Tregua) великий писатель-туринец Примо Леви описывает, как его - узника Освенцима - освободили русские, а затем и свое необычайное путешествие на поезде через Польшу и Украину, в гуще радостного и хаотичного процесса - возвращения русских солдат с войны. Леви и другим освобожденным итальянцам это возвращение красноармейцев напоминало "беспорядочное и пестрое библейское переселение народов. . .". В чем же их сила? - размышлял Леви. "Во внутренней дисциплине, порожденной гармонией, любовью друг к другу и к родине; дисциплине, торжествующей - именно из-за своей внутренней природы - над механической и сервильной дисциплиной немцев. Нетрудно понять, почему они победили".

По словам Примо Леви "даже советская бюрократия представляла собой непонятную и гигантскую силу, не настроенную враждебно по отношению к нам (итальянцам, недавним врагам), а лишь подозрительную, неэффективную, невежественную, противоречивую, и в общем, слепую, как силы природы. . . Советский Союз (в конце войны) - это гигантская страна, в основе которой лежит мощнейшая закваска, где смешиваются, среди прочего, способность к радости и безудержности в гомерических пропорциях, первозданная витальность, языческий, девственный талант во всем, что связано с самовыражением, весельем, праздником".

И Фернандес, и Леви говорят о том, что в главных своих чертах советская эпоха не означала радикального разрыва с прошлым, с царской Россией. Теперь, когда прошло уже достаточно времени, и некоторые умы оправились от последствий идеологической обработки времен "холодной войны", становится ясно, что Советский Союз был В ТОМ ЧИСЛЕ и продолжением царской России, только в более "современной" форме коммунистического государства. Авторитаризм, цезаризм, бюрократизм, социальное неравенство и привилегии - все эти вечные реалии русской жизни - сохранялись примерно на том же уровне и при царях, и при Советах, и сохраняются по сей день, в капиталистической России, о которой пишет Пелевин. Сегодня, как вчера и позавчера, эти свойства принадлежат самой России, а не конкретному политическому строю.

Россияне привыкли к страданиям - особенно по вине собственных властей. Но это не значит, что у них отсутствует критическая жилка - ее всегда было в достатке. Россияне подчиняются правилам лишь в той степени, в какой их к этому вынуждают.

На чем же основано их послушание - на внутреннем конформизме? На чувстве безысходности? Или в основе - простая лень? Или привычка, сформированная властями? Фернандес считает, что позитивные качества, унаследованные от коммунистического строя, постепенно уходят в прошлое: аскетизм и нравственное достоинство отступают под натиском вульгарности и западных заимствований. Тем не менее здесь деградация идет медленнее, чем в других странах, потому что русские обладают потрясающей способностью к пассивному сопротивлению. Может быть отчасти еще и из-за гигантских размеров страны и изоляции от внешнего мира, в которую долгими зимами попадают целые регионы, она пока избежала участи Праги - некогда одного из красивейших городов мира, который жажда наживы превратила в сплошную ярмарку для туристов. Бездушие сегодняшней новой России, как и следовало ожидать, с наибольшей силой проявляется в крупных городах, особенно в Москве, которая была и остается "государством в государстве". А может быть, это просто ощущение пустоты, оставшееся, когда прошлые эпохи канули в Лету.

Именно эти качества и характеристики россиян, которые подмечают и они сами, и иностранцы, порождают ощущение 'отличности' русского народа, и, кстати говоря, несколько "азиатский" характер русского коммунизма. В других странах коммунизм, справедливо предсказывал русский философ Николай Бердяев, будет не столь всеобъемлющим, как в России, более светским, в меньшей степени претендующим заменить собой религию, . . . и почти наверняка более "буржуазным".

Буржуазность! Эта тема, лейтмотивом звучащая в русской литературе, отражает инстинктивную ненависть народа к буржуазии. Англосаксонский культ "прямоты" чужд российской ментальности. "Прямота" рассматривается как фальшивая социальная роль. Одна из причин первоначальной популярности большевиков во всем мире связана с их ненавистью к буржуазной фальши. Русские не доверяют внешнему впечатлению. "Сырая", грубая суть вещей вряд ли вас обманет. А вот форма подозрительна. Форма выставляет напоказ ложь и скрывает правду. Мирская слава и красивые фразы тоже попадают под подозрение. Системы и правила не соответствуют человеческой природе. Русские предпочитают жить живой жизнью, а не играть роли. И эта жизнь - внутренняя.

Несмотря на все угрозы, на враждебность Америки и искушение капиталистическими ценностями этот северный народ с южным менталитетом и способностью взлетать над обыденностью снова с нами. Русские вернулись - и как вернулись!

После Второй мировой войны "освобождение" Восточной Европы стало одной из главных тем в так называемом свободном мире. Как говаривали в этот период, США "перестали пинать дохлую нацистскую клячу". Америка собственной пропагандой убедила себя в том, что война с СССР неизбежна. Атмосфера в Германии, где среди развалин на каждом шагу мелькали мундиры и джипы цвета хаки, напоминала настрой "после нас хоть потоп", свойственный военному времени. Ощущение было такое, будто "горячая" война так и не закончилась. Или это было просто затишье, пауза, чтобы все могли отдохнуть после одной войны перед началом следующей.

В конечном итоге попытка СССР объединить Восточную Европу провалилась - как провалились объединительные проекты Наполеона и Гитлера. Геополитическое будущее вновь приобрело неясные очертания. После разрыва с Россией в 1989 г. в странах бывшей восточной Европы гадали, что впереди - возврат к суверенитету или переход из-под советской гегемонии в объятия усиливающейся Германии, новый вариант Mitteleuropa. "Победа Наполеона над австрийцами под Ульмом, - рассказывал историк-германист Клаудио Магрис; я брал у него интервью в Триесте в 1989 г., - была победой современной "объединительной" Европы над старой, Габсбургско-дунайской Европой отдельных государств, победа тотальности над своеобразием. Наполеон символизировал современную лихорадочную жажду новизны; австрийская цивилизация защищала маргинальное, второстепенное".

Состояние сегодняшней Европы по-прежнему предопределяется поражением Гитлера и экономическим крахом Советского Союза. Оба эти события способствовали укреплению американской гегемонии. Сегодня для Европы остается актуальной все та же дилемма: объединение и унификация или сохранение национальных государств и своеобразия. На Востоке люди хотят такого же материального благосостояния, как на Западе, и немедленно; но при этом, подобно голландцам и французам, ирландцам и итальянцам, поляки и чехи настороженно относятся к идее об отказе от своей "особости", от своеобразия. В этом суть головоломки, с которой столкнулась Европа: куда ей идти - к экономическому сверхгосударству транснациональных корпораций, или к "национальным квартирам" и сохранению их особенностей.

Собираясь с силами после крушения СССР, Россия хранила молчание, отчужденно держалась в стороне - как раненое животное, тревожась о собственном будущем, но готовясь к выздоровлению.

Причины, по которым США с такой мстительной радостью бомбили Белград - столичный город посреди современной Европы - в ходе балканских войн в девяностые, сегодня ясны. Причиной была Россия! Время проясняет суть исторических событий, в которых трудно разобраться по горячим следам. Тогда Россия еще была беззащитна. США могли творить в мире все, что пожелают. В период водораздела, начиная с 1989 г., Россия "рассталась" со многими странами. Но она продолжала поддерживать Сербию, родину своих братьев - южных славян. И, кстати, во всеобщей бойне, в которую превратился распад Югославии в 1990-х, сербы вряд ли проявляли больше жестокости и совершали больше преступлений, чем хорваты, боснийцы или албанцы. Но НАТО, где первую скрипку играл Вашингтон, решила, что бомбить следует именно Сербию, а Америка взяла на себя роль главного палача. Она была полна решимости сокрушить Сербию, оторвать от нее колыбель сербской государственности - Косово, обреченное на превращение в очередного вассала США и "площадку" для одной из самых крупных американских военных баз в Европе. В результате в 2007 г. Косово стало еще одним звеном в цепочке американской политики окружения России.

Да, с прежними привычками "сдерживания" Великороссии трудно расстаться!

И все же некоторые понимали, что Россия им не враг. Она была врагом для других - для неолиберальной политической верхушки в Вашингтоне. И социализм был не их врагом, а врагом той же верхушки. События порой выходят из-под контроля. Они происходят как бы сами собой, кружатся в водовороте истории. Тем не менее, мы пытаемся их истолковать и понять. А затем занимаем позицию - за или против. Понять - все равно что открыть новый мир, принять новую веру. Вашу жизнь наполняет бунт, и все выглядит не таким, как раньше.

Поскольку любые исторические явления - по определению неясные и неоднозначные - открыты для новых истолкований, я пришел к убеждению, что отношение к советскому коммунизму, и в том числе сталинизму, тоже ждет пересмотр. Если мы возьмем на себя труд приглядеться повнимательнее, отбросить шелуху обмана и пропаганды, история покажет нам, что сталинизм и советский национализм отчасти стали реакцией России на политику окружения, которую проводил против нее Запад со времен революции. Поэтому и сегодняшней реакции России удивляться не стоит: ведь Америка продолжает все ту же политику окружения, пытается отодвинуть ее границы все дальше на восток, создавая американско-натовские базы в Турции, Ираке, Косово, Грузии, Италии, Германии, Польше, других странах, разворачивая печально известный и бесполезный противоракетный "щит", а теперь еще и пытаясь поглотить Украину - а она для России все равно что Новая Англия для США.

Немецкий поэт-скиталец Райнер Мария Рильке называл родными две страны: Богемию, где он появился на свет, и Россию, которую он полюбил. Он много лет изучал русский язык и историю, затем переводил на немецкий Достоевского и Чехова. Его душа принадлежала дореволюционной России, и саму революцию он не принял. Тем не менее мне хорошо понятны слова поэта-бродяги, обращенные к художнику Леониду Пастернаку (отцу Нобелевского лауреата Бориса Пастернака), в которых раскрывается его любовь к старой России: "Чем я обязан России? Она сделала меня тем, кто я есть . . . мои самые глубокие корни - именно здесь. . . . Но даже если мы не доживем до ее возрождения, глубокая, подлинная, иная Россия уцелела, она лишь вернулась к своей тайной жизни, как уже было раньше, во времена татарского ига; как можно сомневаться в том, что она существует, что она собирает силы в этом потаенном месте, невидимая для собственных сынов, и медленно, с обычной неторопливостью идет к будущему - вероятно, еще далекому?"

Осознание этой скрытой силы, учет российского мировоззрения и международного аспекта Русской революции - ключ к пониманию ее успеха, значения коммунистического интернационализма и лозунга "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" Ленин предостерегал: без пролетарских социалистических революций в Западной Европе Русская революция обречена на поражение - ее задушит контрреволюционная буржуазия. Первоначально русские революционеры во главе с Троцким и Лениным не питали иллюзий относительно возможности торжества их дела в одной отдельно взятой стране - ключом к победе должна была стать перманентная мировая революция. Троцкий и Ленин не могли не учитывать присущее русскому человеку мировоззрение.

В основе советского коммунистического интернационализма лежит вековечная, очень русская идея: всечеловеческое братство. Думаю, без этого аспекта понять Россию и Русскую революцию невозможно. На деле русские - европейцы, только они космополитичнее большинства европейских народов, и уж точно космополитичнее зацикленных на самих себе американцев. Воплощением русской концепции всемирного братства, всечеловечности, был никто иной как Достоевский. Более того, до великих войн 20 столетия национализм был в общем-то чужд российскому менталитету. Николай Бердяев, глубокий мыслитель и плодовитый публицист, порвавший с марксизмом и большевизмом, и эмигрировавший в Западную Европу в 1922 г., отмечал: российский коммунизм по сути представляет собой в измененной и искаженной форме все ту же русскую мессианскую идею братства народов (не путать с помешательством Америки на мессианстве религиозного толка!), и в этом смысле отражает религиозность русского мышления. Пусть даже история неоднократно демонстрировала утопичность русской идеи всечеловеческого братства, настаивал Бердяев, советский интернационализм уходит корнями именно в эту давнюю, глубоко укорененную в народном сознании идею.

Коммунизм и религия! Мы вновь и вновь возвращаемся к этой теме. Но иначе и быть не может, если речь идет о России! Краеугольным камнем российской этики традиционно служит милосердие, которое русские, в отличие от этики англосаксов, не смешивают со справедливостью. В российской эсхатологии второе пришествие Христа - не судный день, а заря будущего мира - нового, третьего мира. Традиционно русский ищет спасения в покаянии и нравственной жизни, где главный этический принцип - милосердие и братство всех людей.

Александр Блок, крупнейший российский поэт после Пушкина, в 1918 г. написал свое величайшее произведение "Двенадцать", посвященное Русской революции. Зимой, сразу после прихода к власти большевиков, отряд из 12 красногвардейцев - двенадцать апостолов разрушения - идет по обледенелым улицам Петрограда, грабя и убивая. Во главе, под красным флагом, мы видим фигуру Христа - "снежной россыпью жемчужной, в белом венчике из роз". За первые три года поэма разошлась двумя миллионами экземпляров, попала в каталог Ватикана; в фашистских государствах она была запрещена.

Для простых людей, поддержавших революцию, коммунизм как таковой был чужеземным, западным понятием, навязанным народному восстанию компартией, сумевшей после нескольких лет хаоса дисциплинировать и организовать стихийную разрушительную силу масс. В первые годы после революции даже понятия "большевизм" и "коммунизм" воспринимались по-разному: первое характеризовало революционное движение народных масс, второе - "иностранную" идеологию.

Часто приходится слышать: большевики успешно "оседлали" революцию, потому что русские - это народ, но не нация. Писатель и теолог Владимир Вейдле с горечью говорил об "ужасной пропасти между культурой высшего класса и народной культурой". Государство и его символы - Православная церковь и двуглавый орел - всегда были для народа чем-то далеким; для этих непокорных людей царь был "царем-батюшкой" - этаким малым божеством. Сталин хорошо это понимал - потому он и стал жестким и неуступчивым Вождем, новым "царем-батюшкой".

У европеизированных русских - "западников", споривших со "славянофилами" - "роман" с российским народом никогда не налаживался. Но хотя первое поколение марксистов-интеллигентов (а почти все его представители были западниками) и считало народные массы препятствием на пути к новому обществу, которое они хотели создать, их тем не менее объединяло с народом неприятие буржуазного либерализма, привязанность к безграничным просторам гигантской страны и осознание ее величия. Задолго до этого Толстой выразил отвращение народа к буржуазным либералам такой фразой: "Я сижу у человека на спине, душу его и заставляю меня нести, и в то же время уверяю себя и других, что мне его очень жаль, и я хочу облегчить его долю всеми возможными способами кроме одного - слезть с его спины". Подобный образ мысли, естественно, у сторонников буржуазного капитализма может вызвать только ужас.

В этом смысле советский коммунизм постепенно начал напоминать великорусский национализм царских времен. Таким образом, Советская Россия с легкостью превратилась - и не могла не превратиться - в нечто совершенно иное, чем предполагали первые революционеры. Национализм! Сопротивление иностранной интервенции. Строительство социализма в одной, отдельно взятой стране.

Сегодня мы также можем четче увидеть сходство и различия между советской и современной Россией. Возникает подозрение, что под покровом цинизма сегодняшних лидеров и алчностью нуворишей все еще пульсирует другой ритм - человечный русский ритм, бескорыстный и отличный от европейского эгоизма и своекорыстия. Ведь связь с родиной заложена глубоко внутри у каждого русского. Несмотря на печать капиталистического корпоративизма, которую он наложил на страну, Путин остается русским до мозга костей. Что-то возвращается, что-то остается неизменным - Москва снова обрела многоцветье, как двести лет назад: розовый, красный, желтый, голубой, охра. . . и все это увенчано зеленью крыш. И все же, что-то еще не так - в воздухе разлита какая-то неопределенность, риск, нет ощущения безопасности, что гарантировало и царское, и советское государство. Думая о России, чувствуешь: в любой момент может случиться что угодно. Думаю, эта неопределенность, как и в послереволюционной России, отчасти связана с американской политикой окружения и тревогой россиян - сможет ли власть дать ей отпор.

Позвольте описать некоторые личные впечатления из тех - "перестроечных" - времен, когда я работал журналистом в Москве: на мой взгляд, они отражают дух этой страны, в которую так легко влюбиться. Вас словно возвышает великий русский язык, окружающий вас со всех сторон. Вы ощущаете его благородство. Один русский как-то напомнил мне о двойственности, связанной с этим языком, о надежде и страхе одновременно, что принесли миру люди, говорящие по-русски - надежде, которую коммунизм давал угнетенным, и горьком разочаровании от несовпадения мечты с реальностью. Так или иначе, вы ощущаете, что Россия - другая. Вы начинаете понимать российское мировоззрение, идею России-матушки, осознаете, как нетрудно подлинной патриотической любовью полюбить эту огромную землю, которая для ее жителей равносильна целому миру. Утверждение о том, что везде все решает в первую очередь политика, стало общим местом, но причинно-следственные связи зачастую уходят в пустоту. Хотя Сталин доказал, что утопия обладает собственным безумием, сегодня порой кажется, что ничего этого просто не было. А ведь пару коротких десятилетий назад русские еще ощущали присутствие Сталина. Его призрак еще бродил среди них. В воздухе еще ощущался запах старых времен - сталинской эпохи, и того, что было до нее. Постепенно понимаешь: не за все можно возложить вину на ту или другую сторону. Одна сторона не была девственно белой, а другая - не была непроглядно черной.

Когда речь идет о сегодняшней политике окружения России, на поверхность постоянно всплывает "украинский вопрос". Украина несет потенциальную угрозу новой России и ее авторитарной корпоративной модели. Украина несет угрозу и американо-российским отношениям в целом. Выбор, который, казалось бы сделала Украина в ходе "оранжевой революции" 2004-2005 гг., вновь обострил напряженность между Россией и Западом. Если ориентированная на Запад, неолиберальная Украина добьется экономического успеха, как это повлияет на россиян? - гадали лидеры в Москве. Что если российский народ захочет последовать примеру соседей?

Украина, большая страна с 50-миллионным населением, это по сути - Франция Восточной Европы. Поэтому вопрос, где именно проходит восточный рубеж Европы, имеет не только риторический смысл: с 1991 г. США и западноевропейские государства целенаправленно отодвигают этот рубеж на восток, к самым российским границам. Ослабленная постсоветская Россия была не в состоянии остановить этот натиск. На другую сторону "перебежали" не только бывшие советские восточноевропейские сателлиты - от Болгарии до Польши; даже бывшие советские республики - Литва, Эстония, Латвия и Украина - повернулись лицом к Западной Европе.

Но Украина - особый случай. Именно она стала колыбелью российской государственности, центром славянской Киевской Руси. Отношение Запада к "новой-старой" Украине столь же сумбурно, как и эмоции самих украинцев, вечно раздираемых между Востоком и Западом. Украинцы, как и россияне - многочисленный народ, желающий самостоятельно решать свою судьбу, не раз за многовековую историю приводившую его к катастрофе. Главная проблема в том, что у украинцев - как бы две души. Восточная душа толкает их к сближению со старшими братьями-великороссами, а западная побуждала отчаявшихся ярых националистов тесно сотрудничать с нацистской Германией в борьбе против Советской России. Западная душа Украины рвется в Европу, восточная же отдает предпочтение "особым отношениям" с Россией.

В 2004 г. "оранжевая революция" вознесла на вершину власти прозападно настроенных реформаторов. Но уже год спустя кандидат, поддерживаемый Кремлем, победил на первых в стране свободных парламентских выборах и занял пост премьер-министра. Этот результат в очередной раз продемонстрировал традиционный раскол страны на Восток и Запад. Из-за многовековых разногласий срываются все попытки сформировать единую нацию.

Для Украины, лежащей на перекрестке между Европой и Россией, характерны сразу три тенденции - лингвистическое, историческое тяготение к России; ностальгия по советскому прошлому с его грандиозными масштабами и всеобщим планированием, и стихийно демократическое, капиталистическое, неолиберальное прозападное течение. Тем не менее, в глазах многих россиян и украинцев их народы - фактически единое целое; недаром украинцев часто называют "малороссами".

То, что такая большая и мощная страна, как Украина, быстрыми шагами движется на Запад, справедливо встревожило Москву. В 1990-х Украина предоставила воинский контингент для миротворческой операции в Косово. Затем она направила войска и в Ирак. Для России последней каплей стало прозвучавшее в мае 2002 г. заявление Киева о том, что страна будет стремиться к членству в ЕС, НАТО и ВТО.

Западная Украина имеет традиционные тесные связи с Европой, особенно с Польшей. Именно в западных районах страны, присоединенных к Украине лишь в результате расширения территории СССР после Второй мировой войны, всегда сильнее всего проявлялся украинский национализм.

На Востоке Украины все обстоит совершенно по-иному. В 10-11 веках Киевская Русь была крупнейшим государством Европы. Ее культурно-религиозное наследие заложило основу украинского национализма. В конце 18 века [так в тексте - прим. перев.] Россия присоединила территорию Украины. После крушения царской России в 1917 г. Украина на короткое время (1917-20 гг.) обрела независимость, но была вновь завоевана и вошла в состав СССР. Весьма многочисленное меньшинство населения Украины составляют русские или русскоязычные. Российское влияние особенно велико на промышленном Востоке страны, где преобладает русское православие.

После самой России Украинская ССР была самым важным компонентом Советского Союза в экономическом плане. После обретения независимости в декабре 1991 г. на Украине началась было приватизация, но сопротивление в рядах самого правительства блокировало реформы. К 1999 г. объем промышленного производства снизился на 60 с лишним процентов по сравнению с 1991 г. Зависимость Украины от поставок энергоносителей из России и отсутствие структурных реформ придает ее экономике уязвимость. Хотя посткоммунистический переходный период, казалось бы, завершился, изменения в стране носили иллюзорный характер. Коалиционное правительство переживает то взлеты, то падения: его деятельность характеризуется катастрофической экономической политикой, разгулом коррупции и "газовой войной" с Россией. В то же время Россия остается крупнейшим торговым партнером Украины, и население Востока и Юга страны отдает ей предпочтение перед Западом. Импульсивное движение Украины в сторону Запада замедлилось. Хотя по логике выбор между Россией и Западом для нее исключен, - поскольку Украине нужны они оба - в состязании между Россией с одной стороны, и Европой и США с другой, если оно, конечно, будет честным, победа Москвы на мой взгляд неизбежна.

Россия полвека "отступала" перед Западной Европой. Теперь, когда она имеет такое оружие, как природный газ, это отступление закончилось. Поскольку экономическое будущее Европы во многом зависит от российского газа, она прекратила попытки демократизации России. Только дружеские отношения с ней могут дать результат. Европа больше не в состоянии активно подталкивать Украину к демократии. Америка, однако, может это себе позволить, и позволяет. Именно с напористой, грубой, высокомерной внешней политикой США связаны причины, по которым Украина все время колеблется. Для России же переход Украины в американский лагерь означал бы то же самое, что для США внезапное присоединение Нью-Гемпшира к Канаде или Техаса к Мексике.

Америка может сколько угодно изворачиваться и грозить, тянуть и толкать: Россию ей все равно не остановить. Она вернулась навсегда.

Поддержка Евросоюзом членства Украины в ВТО и демонстрация уважения к демократическому выбору ее народа выглядят проявлением дружбы и сотрудничества - в глазах прозападно настроенных украинцев. Для России и украинцев, ориентированных на Восток, все это, напротив, выглядит угрожающе, за всем этим угадывается "подводное течение" - экономический шантаж. В ответ Москва поддерживает на Украине пророссийских политиков, грозящих восстанием на Востоке и Юге страны; сама же она может в любой момент перекрыть поставки газа Киеву, или повысить расценки за "голубое топливо".

Таким образом, вопрос о том, где кончается Запад и начинается Россия, немаловажен для всего мира. Россия снова превратилась в игрока мирового масштаба. Наряду с Китаем и Индией она берет на себя одну из главных ролей на международной арене. Россия утратила большую часть своей империи, но ее стремления по-прежнему масштабны. Сегодня она демонстрирует мускулы в азартной и рискованной политической игре. Москва пробует вести переговоры с Ираном по "ядерному вопросу". Она берет на себя роль посредника в отношениях с ХАМАС в Палестине.

Усиление России тревожит Вашингтон и, в меньшей степени, Европу. Однако многим другим странам мира такой противовес необузданному унилатерализму США, как сильная Россия, импонирует: "холодную войну" и характерную для нее низкую степень риска они предпочитают "горячей' войне Вашингтона в Ираке или его угрозам нанести ядерный удар по Ирану. С другой стороны, слабость России ставит под угрозу международный баланс сил. Распад СССР расчистил путь для "Америки превентивных войск", чьи руки развязаны, позволяя ей наносить удары там, где она пожелает, и когда пожелает. Америка проявляет наибольшее дружелюбие к Москве только тогда, когда Россия расколота и бедна, когда ее экономика лежит в руинах, а империя распалась.

Вашингтон не в состоянии контролировать Китай или Индию. Не сможет он в конечном счете "сдержать" и Россию.

Тем не менее окружение России продолжается. Прошлой весной Болгария, недавно вступившая в НАТО, согласилась разместить на своей территории как минимум три американские базы и 2500 солдат; впервые за 1325 лет существования этой страны на ее земле появятся иностранные войска. Главный пункт соглашения заключается в том, что Вашингтон может направлять размещенные в Болгарии войска в третьи страны, не испрашивая согласия Софии. А совсем недавно Чешская Республика согласилась на размещение объектов противоракетного "щита".

Превращение Болгарии и Чехии, Грузии и Косова в звенья цепи, которой Вашингтон опутывает Россию, говорит о практической непредсказуемости расширения американской империи - и все это не может не пугать Россию. По данным Министерства обороны США в разных странах мира расположено 700 американских военных объектов; на самом деле их количество достигает 1000. Опять же по данным Пентагона, американские войска размещены в 135 из 192 государств мира. Статистические данные о реальной численности вооруженных сил США различаются - здесь правит бал секретность. Официально она составляет 1500000 человек, из которых примерно 250000 дислоцируются за рубежом. Но возможно на самом деле за пределами США находится куда больше солдат - все та же секретность. Не знаем мы и что это за солдаты: подразделения ЦРУ, спецназ, или наемники.

Гейтер Стюарт - старший редактор и обозреватель Cyrano's Journal/tantmieux, писатель и журналист. Живет в Италии. Он давно изучает русскую культуру и особенно интересуется событиями, связанными с Россией в период после крушения коммунизма. Его статьи и репортажи публикуются в ряде ведущих интернет-изданий, привлекая большую читательскую аудиторию. Его сборники рассказов - "Ледяное течение, единственный курс" (Icy Current, Compulsive Course), "Быть незнакомцем" (To Be A Stranger) и "Однажды в Берлине" (Once In Berlin) вышли в издательстве Wind River Press. Скоро выйдет в свет его роман "Эшвилл" (Asheville)Гейтер Стюарт, 07 ноября 2008'.