Слежка и прослушивание: тенденция настораживает

О тревожной тенденции - стремлении спецслужб установить контроль за частной жизнью граждан - корреспондент "Экспресс-недели" беседует с директором Института мониторинга прав человека Литвы Хенрикасом МИЦКЯВИЧЮСОМ

- За каждым 30-м гражданином Литвы, как показал отчет Еврокомиссии, ведется слежка. Если исключить из этого числа стариков и младенцев, цифры ошеломляют. Это дало основание некоторым политикам назвать страну “полицейским государством”…

- Я бы не стал разбрасываться такими терминами. Думаю, мы пока еще не являемся полицейским государством. Другое дело, что в Литве очевидна тенденция ослабления демократии и прав человека. Права человека у нас ущемляются или ограничиваются все больше и все чаще. Обнаруживаются факты, связанные с деятельностью спецслужб, прокуратуры, судов, полиции, которые вызывают беспокойство. Например, если вернуться к вопросу секретных тюрем ЦРУ, то уже никто не спорит с тем фактом, что Литва была участником этой программы. Не секрет, что в ее рамках в тюрьмах разных стран людей подвергали пыткам. В этой программе не участвовали ни Латвия, ни Эстония, а вот Литва почему-то должна была отметиться.

Доказательств того, что в этой тюрьме в Литве находились люди и их пытали, нет, но с другой стороны, не было и явной попытки расследовать все это до конца. То, что сделала прокуратура, вряд ли можно назвать эффективным расследованием. А ведь когда существуют подозрения в нарушении прав человека, на государстве лежит обязательство провести эффективное расследование этих подозрений. Прокуратура имела в своем распоряжении информацию, которая не исследовалась. Имелась и фамилия человека, который предположительно был сюда привезен. В информации указывались источники, которые прокуратура могла использовать для расследования, но из постановления прокуратуры не видно, что это было сделано. Если говорить о прослушивании, то видно, что практика, применяемая при расследовании уголовных дел, оперативных расследованиях, все больше отходит от классических методов сбора доказательств совершения преступления – и это характерно не только для Литвы. В Литве слежка в электронном пространстве, прослушивание телефонных разговоров, проверка электронных сообщений стали как бы нормой. Но ведь не секрет, что такая информация ненадежна: ее можно довольно легко перехватить, не менее легко поменять, исказить содержание.

Например, изменить письмо в электронной почте можно за секунды: адресат даже не догадается, что получил искаженную информацию. В доказательство того, насколько это ненадежно, можно привести недавний случай с российской правозащитницей, проживающей в Финляндии, которая получила на свою электронную почту письмо с распечатками разговоров подозреваемой в терроризме Эгле Кусайте с фигурантами дела. Их ей выслал по почте якобы прокурор Юстас Лауцюс - e-mail с его фамилией значился в адресе отправителя: Justas.laucius@gmail.com. Не верю, что это мог сделать сам прокурор, кто-то воспользовался его именем. Этот случай показывает, насколько ненадежны в качестве доказательств улики, добытые с помощью контроля за электронными коммуникациями. Европейские наблюдатели за правами человека говорят, что использовать можно только четкие доказательства, документы, свидетельские показания, а электронные письма, sms, распечатки телефонных звонков не могут быть решающими доказательствами в уголовных делах, так же как и использование агентов и их показания, ведь агент заинтересован в том, чтобы показать свою работу.

- Литва по статистике обращений в компании, обеспечивающие различные виды связи, за получением тайной информации в сотни раз опередила другие страны ЕС. Речь идет и о содержании электронных коммуникаций?

- Нет, это данные о продолжительности разговоров, адресатах, месте и времени соединения: кто кому звонил, откуда, в какое время. Тем не менее, цифры показательны – в 2008 году только телефонным операторам поступило 85 тысяч запросов о передаче спецслужбам закрытых данных, в 2009 году - 72 тысячи раз.

Спецслужбы 19 тысяч раз осуществляли тайную проверку интернет-корреспонденции и телефонных переговоров. Это огромные цифры, показывающие, что подобная практика очень распространена у нас, что надо вернуться к классическим методам расследования уголовных дел.

- “Оперативное расследование”, “оперативная работа” - что скрывается за этими терминами?

- Западная практика не знает таких терминов. В демократическом государстве, уважающем права человека, его достоинство, такая практика совершенно неприемлема. Однако есть факты, что эта оперативная работа спецслужбами ведется. Это подтвердила история с прослушиванием журналиста, которая получила огласку: оказалось, что в Департаменте госбезопасности существовало оперативное дело под кодовым названием “Ванагай” (“Ястребы”), в рамках которого велась слежка за журналистами.

Зачем в демократическом правовом государстве следить за журналистами? На этот вопрос никто так и не ответил, но это - нарушение прав человека. Когда есть подозрения, что человек готовится совершить преступление, необходимо возбудить уголовное дело согласно правилам Уголовно-процессуального кодекса. В рамках этого кодекса, если есть необходимость, можно и прослушивать телефонные разговоры, электронную коммуникацию. Но строго в рамках, определенных Уголовно-процессуальным кодексом, под контролем судьи и прокурора. Пока же это делается до возбуждения уголовного дела: следователи идут к прокурору с собранным материалом и просьбой возбудить дело, а по сути – легитимировать эти свои действия. Прокурор оказывается в неудобном положении, но обычно срабатывает корпоративная солидарность. Потом это дело идет в суд. У суда тоже сложная ситуация, потому что обычно что-то в этом деле есть - может быть, нет оснований оправдать человека, но и осудить твердых оснований тоже нет. А так как дела эти обычно слабые, тут появляется давление. Часто применяют метод провокации преступления, которым наши спецслужбы профессионально пользоваться не научились, постоянно нарушая определенные границы и идя на откровенную провокацию.

Недавно было внесено изменение в законодательство, которое изъяло у ДГБ право проводить расследование, но практически бесконтрольная оперативная работа осталась, ведь санкции на прослушивание суды выдают автоматически, отказов практически не бывает. Обоснование формулируется обычно так широко и абстрактно, что не дать санкцию фактически невозможно: “Есть данные, что в разговоре подозреваемый сказал, будто собирается совершить преступление”. Ну как не поверить сотруднику ДГБ?

- А существует какой-то механизм контроля за подобными действиями, ведь мы уже проходили период, когда спецслужбы ни перед кем не отчитывались и были выше критики…

- Уже не первый год существует идея внедрения механизма независимого контроля за спецслужбами. Скажем, человек мог бы пожаловаться на слежку какому-нибудь инспектору, имеющему доступ ко всем этим документам о прослушивании. Один член Сейма предложил после окончания оперативного расследования, материалы которого не передаются для возбуждения уголовного дела из-за отсутствия доказательств вины, сообщать человеку, за которым велась слежка, что в отношении него велась оперативная работа. Бывший подозреваемый имеет право ознакомиться с этим материалом и в течение определенного времени обжаловать действия против него. Если он обжаловать отказывается, тогда материал уничтожается. Пока же никто не знает, где и для чего хранится и собирается этот материал, уничтожается ли. И наверняка у спецслужб есть интерес к некоторым публичным людям, которые часто критично высказываются в отношении определенных властных структур.

- А в какое количество уголовных дел вылились эти десятки тысяч обращений за тайной информацией?

- По закону такие меры должны применяться только в тех случаях, когда речь идет о совершении тяжких или особо тяжких преступлений - терроризм, организованная преступность. Таких преступлений в Литве не так уж много. Есть тут явная огромная диспропорция между тем, сколько этой информации требовалось, сколько этих дел дошло до суда, и это показывает, что подобные запросы делают по мелким делам или вообще без дела. Невероятно, чтобы в нашей стране столько лиц подозревались в совершении тяжких или особо тяжких преступлений!

- Среди моих коллег ходят слухи, что в некоторых интернет-порталах работники спецслужб свободно получают доступ к IP-адресам авторов комментариев. Якобы и самые острые комментарии, как затравки для разжигания дискуссий, пишут тоже они. Насколько это возможно, учитывая недавний скандал, когда ДГБ официально обратился в редакцию польской газеты “Kurier Wilenski” с просьбой указать IP-адреса пятерых комментаторов сайта газеты?

- Я не могу ни опровергнуть, ни подтвердить эти слухи. Естественно, что спецслужбы используют все доступные способы, чтобы выяснить, кто есть кто. Давно известно, что никакими средствами они при этом не брезгуют. Исследователи, социологи, которые интересовались этими комментариями, утверждают, что самые грубые, нетерпимые комментарии пишут как раз не какие-нибудь маргиналы, а образованные, вполне респектабельные люди, сотрудники государственных учреждений - “белые воротнички”… Спецслужбы – тоже госучреждения, так что вполне возможно. В виртуальную среду переносится все больше нашей жизни – банковские операции, общение, информация, естественно, туда уходят и спецслужбы. Так что все возможно.

- Сегодня журналистов продолжают прослушивать?

- Может, и продолжают - я не знаю. Само дело о прослушивании бесед журналистов закончилось ничем. Была проверка парламентской Комиссии по контролю за оперативной деятельностью дела “ванагасов”: она установила много всяких нарушений в этой цепи, подтвердила, что слежка и прослушивание журналистов велись, и на этом поставила точку. И уже год эта комиссия бездействует.

- Многие говорят: мол, пусть прослушивают, я ведь никакой антигосударственной или антиобщественной деятельности не веду…

- Действительно, “я такой маленький, незначительный, ничего плохого не делаю - следите за мной”. Но вопрос в том, позволяет ли твое человеческое достоинство кому-то лезть в твою личную жизнь, в твою душу, мысли, рыться в твоем грязном белье? По такой логике зачем тебе занавески и двери - выставляй свою жизнь на всеобщее обозрение.

Мы живем в демократическом государстве, в котором каждый из нас должен быть активным участником общественно-политического процесса – это основной принцип демократии, без которого ее не бывает. А если все начнут считать, что это должен делать кто-то другой, а не я, то настоящую демократию мы не построим.

Это не гражданская позиция: не отстаивать свои права – не чьи-то, а свои. Кроме того, контроль за телефонными переговорами, электронной почтой унижает человеческое достоинство, а добытые сведения не могут служить надежными доказательствами, в то время как использование этих методов очень легко может сломать человеку жизнь.

Елена ЮРКЯВИЧЕНЕ
“Экспресс-неделя” №25, 23 июня 2011 года.

Фото: Томас Виницкас (www.hrmi.lt)