Сон о сне консерватора, которому снится Владимир Владимирович Путин

В приемную премьер-министра России вбегает – почти врывается - посыльный – молодой мужчина в военной форме и фуражке с высокой тульей, с кожаным портфелем. «Срочно, Владимир Владимирычу, от Зингериса», - запыхавшись от спешки, взволнованно говорит сидящему за столом адьютанту, доставая из портфеля белый конверт с сургучной печатью

Дверь премьерского кабинета распахивается, в приемную быстрым шагом входит Путин, и со словами «Не нужен доклад, все слышал!», выхватывает конверт из рук посыльного. Быстро его разрывает, осколки сургуча падают на ковер, но никто этого не замечает – настолько напряжена ситуация, извлекает письмо – видно, что это один лист с короткой фразой – бросает взгляд и бледнеет. «Это ультиматум», - шепчет он и медленно поднимает глаза на посыльного. Тот стоит по стойке «смирно». «Когда требуют ответ?» - тихо, без интонаций, видно, справившись с волнением, но очень жестко спрашивает Путин. «Не могу знать! – испуганно отвечает посыльный, не отводя глаз от лица премьера. – В МИДе велели доложить: «Срочно». И больше ничего».

Путин быстрым шагом возвращается в кабинет, садится в кресло, уверенно поднимает трубку телефона. «Быстро соедините с Сеймом Литвы, с Зингерисом», - говорит он. Затем прижимает трубку к груди, смотрит в потолок, о чем-то размышляя. Минуты две в трубке тишина. Но вот слышен мужской голос, слов не разобрать. «Как занят? Мне же срочно!», - раздраженно, но и растерянно говорит Путин. В трубке снова тишина, затем снова мужской голос. Премьер отвечает: «Через полчаса? Хорошо. Скажите, обязательно позвоню».

Путин бросает письмо на стол, встает и быстрым шагом ходит по кабинету. Временами выглядывает в окно, смотрит на московские крыши, взгляд бесстрастен, но губы словно что-то нашептывают. Понятно: премьер в поиске трудного решения.

Вдруг раздается телефонный звонок. Полчаса явно не прошло. Путин хватает трубку. Слышно, как кто-то быстрым голосом и немного капризным тоном что-то говорит. «Спасибо, спасибо за ваш звонок, - с готовностью говорит Путин, но лицо его страшно в своей внешней бесстрастности. – Да, мы получили ваше письмо, в котором вы требуете вывести наши войска из Абхазии и Южной Осетии, вот я и звоню, чтобы поговорить...» Голос в трубке капризно прерывает и замолкает. Путин после паузы продолжает: «Да-да, до известных событий мы тоже поддерживали территориальную целостность Грузии, но вы же знаете...» Голос в трубке снова прерывает. «Ну, господин Зингерис, - почти просительно отвечает Путин, - поймите, мы так не можем поступить, но зато готовы предложить вам компенсацию, если вы откажетесь от требования или хотя бы не будете его озвучивать». Голос в трубке прерывает премьера, слышна вопросительная интонация. «Ну, - отвечает Путин, - мы могли бы продавать газ по внутрироссийским ценам». Голос в трубке удовлетворенно хмыкает. «Только вот для этого вам пришлось бы войти в союз с Россией...» - рассуждает премьер. Трубка возмущенно кричит. «Ладно, есть другой выход, - с готовностью говорит Путин – чувствуется, что он продумал варианты. - Как насчет компенсации за ущерб от советской оккупации? Вам это как раз поможет, наконец, опередить по экономическим показателям Эстонию и приблизиться к Германии». Трубка удовлетворенно хмыкает. «Еще? Ну... Вы хотите остановить «Норд-Стрим»? Но ведь мы уже запустили проект. А как же Ангела Меркель? Сами поговорите с ней? Разберетесь? Хорошо-хорошо, это действительно выход. Спасибо вам. Строительство «Норд-Стрима» останавливаем – вы только дайте отмашку после разговора с Ангелой. Да, и компенсацию выплатим. Да-да, хорошо». Трубка снова удовлетворенно хмыкает, абонент отключается.

Путин встает из-за стола, медленно подходит к окну, смотрит на Москву. «Н-да, говорит он вслух своему прозрачному отражению в стекле. – Переиграл тебя литовский политик. Хорошо хоть договориться удалось, а то в отставку пришлось бы идти».

Отражение в стекле начинает дрожать, мерцать, двоится и превращается в отражение Зингериса, а еще через секунду видно, что это и не стекло вовсе, и не отражение, а спальня, и в кровати он сам.

И тут я понимаю, что это его сон. И я видел, что он видит такой вот сон. Но вдруг просыпаюсь сам и осознаю, что ничего и вовсе не было, и это не он видел сон, а я видел сон о том, как он видит сон. И что реальность никак не менялась. А мой сон навеял текст очередного проекта резолюции Сейма, в котором говорится (включаю компьютер, нахожу в интернете и читаю): «Для восстановления мира и безопасности в зоне конфликта между Россией и Грузией должны руководствоваться следующими важными принципами: вывод российских вооруженных сил с оккупированных территорий Грузии, непризнание марионеточных образований, действующих на территории Грузии, неиспользование силы и другого насилия, безопасное возвращение домой беженцев и выселенцев, восстановление юрисдикции Грузии в Абхазии и Южной Осетии». Читаю также: проект резолюции инициировали члены Сейма, среди которых как обычно Эмануэлис Зингерис, а также Чесловас Станкявичюс, Альгис Кашета, Арминас Лидяка и другие.

И думаю: нет, ничего не изменилось, все происходит как прежде, да и сон мой какой-то глупый и никчемный. Но я тут не при чем, не надо меня ругать. Это же игры подсознания, а сия тайна никому не подвластна.

Егор БУРЧАЛОВ.