Литовский Статут

Правосудие в Великом княжестве Литовском

Хаос в политико-экономической жизни любого государства сопровождается ростом преступности в нем, появлением мафиозных группировок и их "крестных отцов". Предупреждение этому - строгий и справедливый кодекс законов, предусматривающий равенство перед буквой его всех и каждого вне зависимости занимаемого им положения в обществе.
Возмущенным ростом преступности в нашем обществе и ратующим за более жесткие меры наказания, вероятно, интересно будет узнать о борьбе с преступниками и строгих мерах их наказания в древней Литве.
В начале XVI века Польша, объединенная с Литовским государством, была самой большой державой в Европе, но другие государства она превосходила своими внутренними раздорами. Казна ее была истощена, доходы минимальны: вся тяжесть государственных податей лежала на крестьянах. Постоянного дисциплинированного войска не было. Вельможи имели свои дворы наподобие королевских, держали своих собственных придворных воинов и управляли сами собою или более слабыми, презирая всякие законы.

Литовский Статут
Сигизмунд I (Жигимантас I - 1507-1548) был одним из лучших королей Польско-Литовского государства. Он обладал политическим тактом и государственной мудростью. Деятельный, храбрый, чуждый всякого фанатизма, он искренно заботился о благе подданных, без различия их национальности и вероисповедания. Самое замечательное его деяние - издание кодекса литовских законоположений, известных под названием Литовского Статута.
Шел 1522 год. Политические и экономические события захлестывали Вильну. Уже в январе Сигизмунд I издал указ о введении в государстве общего кодекса законов, о котором давно и громко говорилось в столице: он пишется в великокняжеской канцелярии на русском языке. Первые слухи о Статуте зародились еще в ту пору, когда Виленская великокняжеская канцелярия стала собирать по всем замкам магнатов, шляхетским усадьбам, местам и местечкам разным панам и служилым людям в разное время королями данные грамоты, привилегии, указы и др. документы.
В январском королевском вердикте признавалось, что закона - статута в ВКЛ доселе не имелось, поскольку суды вершились на основе обычаев, королевских указов и согласно мудрости и совести самих судей. Если верить историкам, Витаутас Великий вершил правосудие без проволочек: пойманному преступнику, вина которого была доказана, по его приказу выдавалась веревка, чтобы провинившийся сам наложил на себя руки. Покачивавшийся на ветке, он был строгим предупреждением будущим грабителям и убийцам. Но рост преступности требовал законного применения различных мер наказания.
В вердикте отмечалось желание короля Сигизмунда, чтоб одинаковая справедливость была установлена для всех: магнатов, шляхты, посполитства - ремесленников, мещан и пр. Но против такого законоположения выступили магнаты. Уравнять их в правах со шляхтой? Никогда! До сих пор они между собой грызлись, перехватывали друг у друга земли, леса, номинации воеводства и даже эпископства. А тут?! И в Городне проект Статута не прошел. Магнаты стеной встали против него. Сигизмунд велел переработать проект и передать его на обсуждение очередному сейму (1524 г.). Этого сейма ждало Берестье, в котором он должен был собраться, но еще больше - Вильна. Здесь в то время строили два новых гостиных двора - Московский и Немецкий, и виленцы в то время весьма интересовались тем, что строится, как строится и кем строится.
Писал Статут секретарь канцлера Альбрехта Гаштольда (Гоштовта), Деодат Септений. В 1529 г. Статут был утвержден и через год вступил в силу. Он остался ненапечатанным и распространялся в виде рукописных копий. Впоследствии Статут исправлялся и дополнялся. Первое исправление было при Сигизмунде-Августе - 14 лет спустя после появления Первого Статута. Сигизмунд-Август для этой цели назначил 10 комиссаров, из которых 5 католического исповедания и 5 православного. Второй Статут, как и Первый, был написан на русском языке. Принятый в 1566 г., он также остался рукописным. Последнюю редакцию Литовский Статут получил при Сигизмунде III (1587-1632). В 1588 г. он был окончательно утвержден и напечатан на русском языке в типографии братьев Кузьмы и Луки Мамоничей. Это было выдающееся издание, украшенное Витисом (Погоней). Этот Статут в Литве сохранял силу до сентября 1840 г. (с этого времени он был заменен русским законодательством). Один сохранившийся экземпляр Статута ВКЛ в последнем издании (1588 г.) хранился в Виленской публичной библиотеке.

На страже закона
Статут ВКЛ состоял из 13 разделов с 250-ю статьями. В первом его разделе было оговорено, чтобы никто не был наказуем по заочному обвинению, чтобы все подданные короля без различия состояния и богатства судились одним судом. Второй раздел заключал в себе законоположения об охране земли; в третьем и седьмом разделах Статута был представлен ряд законоположений о правах шляхты и их защите; в четвертом - о семейных отношениях (браке, наследстве, разводе). Пятый раздел включал в себя законоположения об опеке; шестой - о судопроизводстве. В восьмом и девятом разделах Статута были изложены постановления о решении споров по землевладению (кстати, было оговорено, что свидетелями на судах не могут быть ни евреи, ни татары). В десятом излагались законы, касающиеся имущественных прав, долгов и залогов; в одиннадцатом определялось вознаграждение, которое должно было быть выплачено пострадавшей стороне или ее родным за убийство или нанесение увечий, о мерах наказания преступников. Последние - двенадцатый и тринадцатый разделы - говорили о каре за воровство (рекомендовалась и пытка).
В Статуте ВКЛ - основном кодексе законов - десятки артикулов (статей) посвящены были преступлениям и наказаниям за них. Появились законы, возникли и институты следствия и суда, тюрьмы. Помимо Нижней и Верхней тюрем в Ратуше в Вильне были еще две - в Верхнем и Нижнем замках. Подземные тюрьмы находились и под некоторыми старыми воротами столицы.
Последний выпуск Статута уже предусматривал смертную казнь за убийство не только дворянина, но и простолюдина. Но это совсем не означало, что все сословия были равны перед законом. Достаточно было простолюдину при свидетелях только поднять руку против дворянина, по решению суда палач мог ему отсечь ее.

"Поцелуй бабу у Ратуши"
В статье под таким названием ("Вильнюс", 1995, №3) историк Йонас Булота исследует, как Статут и суды ВКЛ были приспособлены к поимке преступника и мерам его наказания. Автор изучил материалы архива Виленского магистрата (протоколы допросов преступников, опросов свидетелей, описание судебных процессов, финансовые отчеты, счета и пр.) с начала XVII века. Особое внимание Й.Булота уделяет одной из самых ярких и жутких фигур в этой системе - исполнителю наказания - палачу, его обязанностям, положению в обществе, средствам, какие расходовались на содержание этой должности и проведение экзекуции.
Самым легким наказанием в то время было привязать провинившегося к "Пилату" - позорному столбу или высечь его. На верху "Пилата" долгие годы находилось лепное изображение женской головы, называемое виленцами "бабой". Отсюда и произошло долго бытовавшее в столице выражение "поцеловать бабу у Ратуши", означавшее наказание. Такую кару несли, к примеру, за мелкое воровство, словесное оскорбление, совершенное впервые без применения какого-либо насилия. За более тяжкие преступления карали пытками и смертью. Свидетелями скольких ужасных драм и трагедий были подземелья Ратуши, когда истязаемые палачом жертвы ждали здесь своего смертного часа.

Превенция преступности
Предполагают, что должность палача была введена в Вильне после получения ею магдебургского права. Обязанности палача были очень широкими. В одном судебном приговоре особо опасному преступнику говорилось: "По сему за столь жестокое умышленное и злодейское убийство преступник должен быть приговорен к смерти и с сего света изжит разными жестокими мучениями, а именно: раскаленными клещами тело рвать, лошадьми волочить или живым на кол посадить, дабы строгостью наказания отвратить других от свершения подобных бесчинств и злодеяний". Особенно жестокой была смерть убийц отца или матери. Приговор звучал так: "…по рынку водя клещами тело рвать, а после, посадив в кожаный мешок к нему собаку, петуха, ужа, кошку, мешок зашить и где глубже в воде утопить". Такое же наказание ждало и сообщников отцеубийцы. По содержимому этого жуткого мешка можно сделать вывод, что такая странная казнь в статьи Статута была заимствована из древнего литовского права и являлась реликтом язычества.
Удивляет строгое наказание - смертная казнь, к которой приговаривался пойманный с поличным вор, если он в лесу или на пасеке выдрал пчел из дупла или улья. И это потому, что воск и мед были в Литве важным экспортным товаром, который высоко ценился и на внутреннем рынке. Воск был настоящей конвертируемой валютой тех времен. Поэтому в Статуте была даже специальная статья "Закон о бортном дереве". В защищающих растительность статьях, как и в не менее строгих статьях, запрещающих охоту в чужих пущах, можно усмотреть заботу как о частном имуществе, так и об охране окружающей среды.
За преступления перед церковью жертвы, как правило, подвергались пыткам, а затем сжигались. На костер можно было попасть и за умышленный поджог - за огонь карали огнем. Им же наказывали и за изготовление фальшивых денег.
Мужчин, пойманных на месте преступления за изнасилование женщины, карали через повешение. Страшнейшей угрозой склонному к жестокому преступлению было вплетение в колесо. Переломав осужденному кости, тело его вплетали в колесные спицы и на длинном шесте поднимали кверху.

Палач
Палач одновременно был и живодером. В его обязанности входил и вывоз за пределы города умерших на улице людей и павший скот. За каждую "операцию" он получал отдельное вознаграждение. Жалованье палача достигало 300 ауксинасов (золотых) в год - больше, чем оклад городского головы. Были у палача и дополнительные доходы - ему выплачивались ежегодная зимняя надбавка и так называемая "цветная" надбавка для пошива красной одежды - формы палача. У него были оплачиваемые помощники. Сам он, по традиции, назывался мастером, или мистром, а его помощники - цехмистрами.
Жил палач в подземелье, под большими воротами Субачяус. Говорят, когда в XVIII в. ворота эти вместе с оборонительной городской стеной были разрушены, в подвале под ними какой-то предприимчивый мещанин устроил пивную и на доходы не жаловался.
Особых орудий пытки у виленского палача не было, хотя в те времена Запад достиг вершин изощренной жестокости в исполнении инквизиций. Не было у палача Вильны ни "железной панны" - металлических лат в форме человеческой фигуры с длинными шипами внутри, куда запихивали осужденного, ни "испанского сапога", который так сжимал ногу несчастного, что он ее фактически лишался.

Против своего хозяина

Палач Вильны обходился орудиями пытки работы местных мастеров. Основными орудиями смертной казни в то время были здесь меч и обоюдоострый топор - барта. Судя по специальным расходам на заточку меча, палач пользовался им часто. В Виленском историко-этнографическом музее, отмечает Й.Булота, хранятся два таких меча. Один из них принадлежал виленскому палачу, так как в музей попал из древней Ратуши. Это редкий и интересный экспонат, которому могут позавидовать многие зарубежные музеи. И связано это с тем, что в средние века было широко распространено поверье: если мечом отрубили тысячу голов, его сталь настолько пропиталась кровью жертв, что он как бы сам приобретал живительную силу, которую мог направить на голову своего хозяина - палача. Поэтому после того как палач казнил определенное количество жертв, он тайком закапывал свой меч, чтобы никто не нашел его. У каждого палача был свой меч, приспособленный к его руке. Только в весьма редких случаях новый палач пользовался орудием смерти своего предшественника. Например, когда умер палач Довидас, магистрат выкупил у его вдовы меч для нового палача за 30 ауксинасов.
Поглядеть на экзекуцию у Ратуши собирались толпы горожан, но палача все боялись как огня и бросались наутек, завидев его красную одежду.

Кузница "специалистов"
Кто же соглашался исполнять столь жуткие обязанности? Ведь этот человек фактически ставил себя вне общества: об этом свидетельствует и выплачиваемое ему огромное вознаграждение. Оказывается, в те времена палачей можно было заполучить за рубежом, чаще всего в Германии, где в средние века существовали школы, готовившие таких "специалистов". Здесь будущие палачи учились своему ремеслу, проходили практику, сдавали экзамены и только после этого приобретали права палача и получали должность в одном из городов. Спрос на них был немалый. Например, в 1677 г. после смерти виленского палача Йонаса магистрат Вильны обратился в Гольштейн, однако свободного палача там в то время не оказалось. Приходилось за "специалистом" обращаться в Каунас, Лиду, Кенигсберг. За немалую плату он приезжал в Вильну для совершения казни. Наконец в 1679 г. из Гольштейна прибыл палач на постоянную должность. Первым его поручением здесь было отрубить головы матери и дочери, которые убили мужа последней. Интересно то, что в том же году, иронизирует историк, новый палач женился в Вильне, несмотря на столь "яркий" и "поучительный" пример жены и тещи. Только неизвестно, привез ли он невесту с прежнего места жительства или нашел ее в Вильне. А жениться палачу, оказывается, было непросто. Ни одна женщина, естественно, не хотела выходить замуж за такого страшного и жестокого человека. Спасало палача лишь то, что приговоренная к смерти женщина имела возможность сохранить жизнь только при том условии, если выйдет за него замуж.
Заключенные питались тем, что им приносили родственники, а тюремную еду получали только те, кому ее никто не приносил, и столько, чтобы не умереть с голоду (применялась и специальная голодная смертная казнь). Приговоренных замуровывали живьем или приковывали к стенам подземелья. Какие там были условия, можно судить по тому, что во время ремонта из тюрем Ратуши было вывезено до 30 возов навоза, а поскольку работа была чрезмерно отвратительной, то выполнявшим ее кроме вознаграждения за каждый воз добавляли по полторы кварты водки.
Записи, сделанные в тюремных расходных книгах, весьма лаконичны: "за извлечение коня из колодца францисканцев", "за четвертование двух слуг, избивших своего господина", "за захоронение двух бедняков, найденных на улице". Часто встречаются пометки: "за битье розгами девки", "за свечу для пытки женщины огнем" - такие свечи назывались смоляными и использовались для пыток жжением. Имеется запись и о побеге из тюрьмы цыгана - безухого конокрада (наказывали и отрезанием частей тела). В суде и при экзекуциях не употреблялось грубое слово "повесить", а говорилось и писалось "карать горлом" или "отвечает горлом". Специальное название имел и висельный помост, который сооружали накануне приведения приговора в исполнение. Этот сооружение называли "театром".
Топор в XIX веке заменила веревка.

Организованная преступность

Невзирая на суровые меры, предусмотренные Статутом, и на то, что суды и палачи работали не покладая рук, воров и разбойников в Литве не становилось меньше. Рассказывали, что в Вильне у воров, как и у ремесленников, был цех со своим уставом. Была школа или краткосрочные курсы, где специалисты обучали карманных и квартирных воров, фальшивомонетчиков, грабителей. Бытовал анекдот о съезде воров всей Российской империи, в котором говорилось, что этот "почетный форум" долго не мог начать работу - не хватало делегации виленских воров. Председательствующий с беспокойством посматривал на золотые карманные часы. Когда он в очередной раз полез в карман за часами и не обнаружил их, то встал и объявил: "Господа, начинаем. Виленские воры уже здесь…"
В лесах вокруг Вильны свирепствовали банды разбойников. Чаще всего на путешественников нападали в паняряйских лесах. Эта красивая холмистая местность со временем стала кошмаром для виленцев и гостей города, купцов, почтовых экипажей. Не останавливая лошадей, неслись они сломя голову, выстрелами предупреждая встречных, чтобы дали им дорогу. Путешественники побогаче нанимали вооруженную охрану, специальный эскорт, сопровождающий их через опасную местность.
Небезопасно было и плыть мимо паняряйских лесов. Когда Константин Тышкевич, исследуя реку Нярис и ее берега, с членами экспедиции и охраной двинулся в путь, то, опасаясь местных пиратов, ночь решил провести в лесу возле Вингиса.
Много интересного об ухищренности и "фиестах" вооруженных разбойников находим в мемуарах известного профессора медицины И.Франка, "Рассказах о Вильне" А.Г.Киркора и др. источниках.
Особенно удобными для разбойников были Нижняя и Верхняя корчмы в Паняряй. Наблюдая за проезжающими из Верхней, так называемой Красной корчмы (Й.Булота утверждает, что это здание сохранилось до наших дней), разбойники с помощью только им известных сигналов сообщали, кто с какой охраной едет, кого следует пропустить и на кого напасть, в зависимости от ожидаемой добычи и степени риска. Говорили, что у главарей банд были и свои агенты в городской страже и полиции.
Хватало разбойников и в самой столице. В середине XIX в. городские газеты писали о банде, члены которой жили в лачугах, устроенных в зарослях под горой Таурас. Их главарем была очаровательная особа женского пола, отличавшаяся особой жестокостью, хорошо владевшая ножом и огнестрельным оружием. Разогнанную полицией банду она быстро собирала и успешно продолжала свою "деятельность".
Опасаясь грабителей и разбойников, виленцы, хотя и надеялись на помощь полиции, но и сами искали средств защиты: хорошо платили наемным сторожам, держали злых волкодавов.
Законы, увы, не уважаются и в наши дни: сводки преступлений и переполненные тюрьмы наглядно свидетельствуют об этом, а органы правосудия постоянно изыскивают эффективные меры пресечения преступности и защиты своих граждан. Но и самим им следовало бы быть более осторожными и бдительными.

Э.-В.Марганавичене, "Экспресс-неделя".