Регимантас Адомайтис: "Я больше не хожу в кино…"

"Экспресс-неделя" Интервью с народным артистом СССР Регимантасом Адомайтисом

И через 44 года после выхода на экраны фильма "Никто не хотел умирать", принесшего Регимантасу АДОМАЙТИСУ известность на одной пятой части суши, он остается кумиром миллионов. Фильмы с его участием с удовольствием смотрит уже третье поколение россиян: к сожалению, его кинематографическая слава осталась за границами родины.

- Сыгранные вами персонажи вызывали симпатию, даже если это были антигерои - такие как Энди Таккер из фильма "Трест, который лопнул" по рассказам О.Генри. А сегодня какие чувства вызывают у вас ваши старые фильмы?

- Фильмы были очень разные. Вот вы напомнили "Трест, который лопнул". Не могу сказать, что картина очень удачная, но, тем не менее, сниматься в паре с Колей Караченцовым было приятно и интересно. Меня обычно приглашали на очень серьезные роли мужественных героев. А тут мы могли отбросить все стереотипы и просто поиграть - поиграть в комедию. Мне всегда интересно менять жанр. В театре я играл в комедиях не так уж много, но каждый раз для меня это огромное удовольствие - немного подурачиться.

- А какая из ролей ближе всего вашему характеру?

- Вы спросили, где же я настоящий? Довольно долгое время в театре я ничего нового не делал и все мечтал найти такую пьесу или роль, где можно было бы выйти и ничего не играть. И наконец, мне ее предложили. Этот спектакль - "Последние месяцы" - сейчас идет в Малом театре, но уже во время работы над ролью я пришел к выводу, что в театре нельзя не играть. Иначе ты уже не актер, а лектор, проповедник. Вот такая странная вещь...

- По каким критериям вы выбирали роль?

- Иногда выбираешь роль из-за понравившегося сценария, а иногда нравится сама роль. Бывает, что соглашаешься из-за режиссера - даже если материал тебе не нравится. Были времена, когда за сезон мне присылали несколько сценариев, и я имел возможность выбирать.

- Какие свои старые фильмы вам хотелось бы посмотреть?

- Не знаю, может быть, самую первую картину "Никто не хотел умирать". Я тогда ничего не умел, ничего не знал, и, тем не менее, я ей отдал так много, потому что старался изо всех сил, и режиссер был хороший. Получилась хорошая картина, все персонажи интересны. А про остальные фильмы можно говорить с какими-то оговорками.

- А вы никогда не играли самого себя?

- В каждой роли есть частица меня, но я не могу, играя вечером трагедию, использовать на сцене переживания, которые утром мне пришлось испытать. В искусстве мы используем накопленные в жизни эмоции, чувства, опыт, но они должны быть переработаны подсознанием, и только этот материал годится для искусства. Только тогда накопленный опыт приобретает совсем другое качество. Ведь мы умираем на сцене не по-настоящему и любим не по-настоящему.

- Наверное, легче играть, когда ты все же испытываешь симпатию к партнеру, например, как у вас было с Караченцовым...

- Николай прежде всего профессионал, симпатичный парень. Очень жаль, что его постигла такая беда. Конечно, бывают случаи, когда партнер не то что вызывает отвращение, но ты не испытываешь к нему даже симпатии... А его надо любить. Приходится забыть о личном отношении, ведь партнеров выбираешь не ты, а режиссер…

- Сегодня в Литве молодое поколение не знает ваших фильмов…

- Ничто не стоит на месте, все меняется. Наше поколение пережило мощные потрясения: я родился до войны и еще помню ее, послевоенный страх, присутствующий везде, потом распад Советского Союза, образование независимых государств и главное - смена строя. Конечно, восстановление независимости - очень важное событие в жизни не только литовского народа, но и каждого человека. Но резкая смена общественного строя - это, пожалуй, самое значительное потрясение нашего века. Сразу все очень изменилось. Правда, слава Богу, что одновременно с этим рухнула эта империя лжи. Во всяком случае, сегодня мы можем говорить то, что думаем.

- А что подтолкнуло вас заняться общественной деятельностью?

- К сожалению, сегодня нет авторитетов и тоже много лжи, ханжества и бедности. Наверное, ложь никогда и не уйдет из жизни общества, есть только стремление избавиться от нее, то есть возможность не лгать. Раньше мы одно думали, а другое говорили. Сегодня другая беда - нами управляют деньги. Но самое обидное - это наше духовное опустошение, когда главным критерием благополучия для многих людей, целью жизни стали деньги. Я даже склонен думать, что, может быть, это было неизбежно. Конечно, есть люди, которым деньги необходимы просто для выживания, но многие, сумев прибрать к рукам большие богатства, оказались под их властью и продолжают делать деньги. И большинство общества оказалось рабами этих хищников - владельцев структур, компаний, для которых процесс накопления бесконечен. Духовности в обществе остается все меньше. И вот поэтому я как-то естественно и нечаянно опять втянулся в какие-то общественные акции, общественную деятельность, стремясь оставаться гражданином. Мы говорим, что нам надо развивать гражданское общество, а где это общество? Пока каждый гражданин Литвы не возьмет на себя ответственность за все, что происходит, его не будет. Да, мы приобрели свободу, но свободы без ответственности не бывает. Я должен сказать, что наш народ довольно терпелив. Вот урезали пенсии, но мы молчим. А в Швейцарии, когда хотели урезать пенсии совсем немного, сразу был созван референдум, на котором народ сказал "нет" этой инициативе.

- Не только у нас, но и во многих странах постсоветского пространства актеры, режиссеры, писатели пошли в политику...

- Артист должен оставаться свободным от любого коллективного мышления, навязываемых ему суждений. Меня политика никогда не интересовала. Но и оставаться в стороне, когда я вижу несправедливость, не мог. Великий режиссер В.Жалакявичюс в одном из первых своих фильмов "Хроника одного дня" - я там играю малюсенький эпизод - как раз ставит вопрос: почему ты стоял под деревом, когда рядом убивали человека? Он уже тогда поднимал эту проблему гражданского долга, ответственности. И сам считал эту картину своей лучшей работой.

Я примкнул к "Объединенному демократическому движению", потому что оно не партийное: его цель - разбудить гражданскую совесть, гражданскую ответственность каждого из нас. Мы собираемся делать какие-то пусть маленькие, но шаги для развития культуры. Например, в этом году в пять раз уменьшено финансирование покупки новых изданий для библиотек, они в буквальном смысле испытывают книжный голод, и на это невозможно равнодушно смотреть. Раньше в районах, в школах были маленькие библиотеки, которые служили местными очагами культуры. Я хочу обратиться с призывом к людям, чтобы они отдавали прочитанные книги, изданные в последние два-три года, в ближайшую библиотеку. Может быть, организуем какую-то благотворительную акцию для библиотек.

- А Валинскас звал вас в свою партию?

- Звал. Да и не только он - многие. И сейчас вот по случаю Пасхи я получил поздравление от социал-демократов. Но моя категорическая установка - оставаться беспартийным.

- Ваши дети разделяют ваши взгляды и принимают участие в общественной жизни?

- Один из моих сыновей живет в Лондоне, и, наверное, даже не знает об этом, а младший с утра до ночи работает: занимается ремонтом машин. Часов в 10-11 вечера приходит весь в масле, с закопченными руками, а утром уходит. Устает и мало интересуется всем этим... А третий - старший сын много учился, получил диплом магистра Чикагского университета, у него критический склад ума, он находит повод для критики и своего отца - и это очень хорошо.

- Вы - народный артист СССР. Как относитесь сегодня к этому званию?

- Я всегда относился к званиям с известной долей скепсиса. К славе, известности, почитанию отношусь, как к неизбежным спутникам актерской профессии. Хотя я очень тщеславный человек, как, наверное, и все актеры, поэты, художники.

- Литовское кино живо?

- Как ни странно, хотя киностудии больше нет, кино снимают, даже полнометражные картины, причем, не меньше, чем в советские времена, когда ежегодно киностудия выпускала по 3-4 полнометражных фильма. Я перестал ходить в кино. Ушло желание, как ни странно.

- С чем это связано?

- С процессом старения. Угасает интерес к жизни.

- А россияне зовут сниматься в кино?

- Очень редко.

- Дружеские связи с российскими коллегами сохранились?

- Конечно, и много. До прошлого сезона я играл в Москве в антрепризном спектакле братьев Пресняковых. В главной роли была Людмила Гурченко, играл Юозас Будрайтис, несколько хороших московских актеров. Приблизительно раз в месяц я ездил в Москву.

- Как вы думаете, вас любят в России?

- Да, но особенно - Баниониса (смеется. - Е.Ю.). В прошлом сезоне мы с ним играли спектакль, в котором встречаются два композитора, ни разу в реальности не встречавшиеся, - Бах и Гендель. И вот мы идем по Арбату, все оборачиваются: "Смотри, Банионис!" Конечно, я ощущаю популярность в России, но Банионис действительно там больше любим. И в Москве, и во всей России публика замечательная. Они так любят театры, так обожают актеров, что просто удивительно! А у нас народ немножко другой - сдержанный в проявлении своих эмоций, чувств. Если тебя и узнали, то не подают вида.

- Как вы себя чувствуете, когда приезжаете в Москву?

- Очень хорошо. Но я бы не сказал, что очень люблю Москву - я люблю Вильнюс. Но Москва, люди, такая публика театральная, так любящая театр и актеров, что такого я нигде больше не ощущал. Если посмотреть на Россию глазами европейца, то она покажется немного непонятной, странной, пугающей. Впрочем, об этом уже все написал Достоевский. Я думаю, что немножко познал русскую душу. Много лет подряд глава Дома актера в Москве Маргарита Эскина - добрая ей память - 27 марта приглашала театральных деятелей из Латвии, Грузии, Казахстана, Украины на День театра. И всегда это было очень сердечно, радостно, замечательно. Но особенно ярко я ощутил душу русского человека, когда на поезде проехал от Москвы до Владивостока. Это было в 1970 году, когда я снимался в роли Сергея Лазо, и часть съемок проходила на Дальнем Востоке. Я мог полететь самолетом, но решил ехать поездом и не жалею об этом, потому что я ехал через необъятную Россию целую неделю. Менялись соседи по купе: одни уходили, другие приходили, за окном мелькали сибирские дали - сотни километров и ни одной души. Вот тогда я и подумал: если человек на этих необъятных просторах встретит другого человека, он, конечно, поделится с ним кусочком хлеба. Этот человек ему будет как друг. Может быть, это мое воображение, но, по-моему, я правильно почуял.

- Трудно представить, что Регимантасу Адомайтису 70 лет. Что радует вас сегодня?

- Театр уже мало радует, потому что это уже не тот театр, который я любил: тот постепенно уходит, и редко увидишь спектакль, где главную нагрузку несет актер. Сейчас много разных эффектов, фокусов, приспособлений, света, с потолка валятся камни, льется вода, сверкают молнии. Актер превращается в куклу, в статиста. Я не говорю, что это плохо, но я говорю, что это уже не мой театр, не тот, который я любил. Я перестал ходить на спектакли. А что радует? Внуки. Вот сегодня двое были у нас: с ними мне интересно. Позавчера вернулся из поездки в Шяуляй, Каунас, Панявежис, где проходили встречи со зрителем из старой гвардии. Народ пришел, было очень здорово, весело.

- Вы 40 лет прожили с Еугенией, как удалось сохранить такие теплые отношения?

- В детстве мы жили в деревне, сапог у меня не было, но каждый день зимой, осенью, весной я проходил несколько километров через болота в школу. Вот там, уже в первом классе, я влюбился. Так что я не могу сказать, что я однолюб. (Смеется. - Е.Ю.) И дошел до того, что стал старым холостяком: в 30 лет я еще не был женат, потому что вначале окончил физмат, потом актерский факультет, и уже довольно взрослым человеком бросил всю артиллерию, кавалерию и танки на приобретение актерской профессии. И затем я встретил Еугению. Может быть, я и однолюб, хотя много-много раз влюблялся, может быть, и строгое католическое воспитание сыграло роль. После войны я был очень верующим, моральный кодекс мне был передан родителями, окружением, потому что я рос в деревне, а деревня - я и сейчас так считаю, - основной оплот морали, правда, с каждым днем все меньший…

Елена ЮРКЯВИЧЕНЕ, "Экспресс-неделя"